Хорхе Луис Борхес. Лесли Уэзерхед "После смерти"

Перевод Б. Дубина

ЛЕСЛИ УЭЗЕРХЕД "ПОСЛЕ СМЕРТИ"

Однажды я составил антологию фантастической литературы. Не исключаю,
что именно ее среди немногих избранниц спасет когда-нибудь новый Ной от
нового потопа, но тем более должен признать свою вину: я не включил в нее
непредсказуемых и несравненных мастеров жанра — Парменида и Платона, Иоанна
Скота Эриугену и Альберта Великого, Спинозу и Лейбница, Канта и Фрэнсиса
Брэдли. Чего, в самом деле, стоят все чудеса Уэллса либо Эдгара Аллана По —
цветок, принесенный из будущего, или подчиняющийся гипнозу мертвец — рядом
с изобретением Бога, кропотливой теорией существа, которое едино в трех
лицах и одиноко пребывает вне времени? Что значит камень безоар рядом с
предустановленной гармонией? Кто такой единорог перед Троицей, а Луций
Апулей — перед множащимися Буддами Большой Колесницы? И что такое все ночи
Шахразады в сравнении с одним доводом Беркли? Итак, я воздал должное
многовековому созиданию Бога, но Ад и Рай (бесконечная награда и бесконечная
кара) — не менее чудесные и ошеломляющие свидетельства человеческого
воображения.
Богословы называют Раем место вечного блаженства и радости,
предупреждая, что адским мукам доступ сюда закрыт. Четвертая глава
рецензируемой книги с полным основанием стирает эту границу. И Ад, и Рай,
утверждает автор, — это не точки в пространстве, а предельные состояния
души. Таково же мнение Андре Жида ("Дневник", с. 677), говорящего о
внутреннем Аде, открытом, впрочем, уже в строке Мильтона: "Which way I fly
is Hell, myself is Hell" (Мой Ад везде со мной, Ад — это я).
Отчасти о том же пишет и Сведенборг, чьи безутешные души предпочитают
пещеры и топи непереносимому для них сиянию Рая. Уэзерхед отстаивает мысль о
единой и разнородной запредельности, которая, смотря по наклонностям души,
может быть Адом, а может — Раем.
Рай чуть ли не для каждого из нас означает блаженство. Но Батлер на
исходе XIX века создал Рай, где вовсе не исключены неудачи (да и кто бы
вынес беспрерывное счастье?); соответственно и в Аду нет ничего
отталкивающего, разве что сны. Году в 1902-м Шоу оснастил Ад химерами
эротики, самопожертвования, честолюбия и чистой вечной любви, перенеся в Рай
способность понять мир ("Man and Superman" (Человек и сверхчеловек),
действие третье).
Уэзерхед — писатель средний, почти никакой, он начитался
душеспасительной словесности, и все же он чувствует, что слепое стремление к
чистому и вечному блаженству по ту сторону смерти не менее смехотворно, чем
по эту. Он пишет: "Высший смысл блаженства, называемого Раем, — это
служение, безоглядное и добровольное соучастие в трудах Христовых. Служа
другим душам в других мирах, мы, не исключено, хоть немного помогаем
спасению своей собственной". И еще: "Мука Рая бездонна, и чем ближе мы к
Богу в этом мире, тем глубже можем разделить Его жизнь в мире ином. А жизнь
Бога — это мука. Он несет в сердце все грехи, все беды, все страдания мира.
И пока на земле есть хоть один грешник, в Раю не может царить блаженство".
(Ори-гену, который учил о конечном единении Творца со всею тварью, включая
бесов, этот сон уже снился.)
Не знаю, что думает об этих полутеософских догадках читатель. Католики
(имею в виду аргентинцев) верят в мир иной, но, насколько я заметил, не
интересуются им. Я — напротив: интересуюсь, но не верю