ВЗГЛЯД НА МАЛОРОССИЙСКУЮ СЛОВЕСНОСТЬ ПО СЛУЧАЮ ВЬIХОДА В СВЕТ КНИГИ НАРОДНI ОПОВIДАННЯ МАРКА ВОВЧКА
Каждая отрасль знання, каждьiй род художественног творчества явились изпотребностей жизни, материальньïх или духовньïх. Так и все
книги и книжонки, имеющие своим предметом старинную и ньiнешнюю
Малороссию в каком бьi то ни бьiло отношении, показьiвают, что их
вьiзвали по- требности жизни, что в них настояла и настоит надобность
Когда человек затевает какое-нибудь новое и небивалое дело, люди,
занятьiе делами уже установившимися, покачи- вают головою: к чему,
дескать, зта затея, когда и без нее жили не хуже нашего наши отцьi и
дедьi? Так бьiло и с малороссийского словесностью. К чему писать по-м.алорос-
сийски? Разве по-русски нельзя виразить то же самое? Еще недавно один
писатель * ввел в свою повесть лицо, которое рассмешило всех читателей,
осмеивая желание малороссиян писать по-малороссийски. Действительно
всех, ибо кто не смеялся с автором над малороссиянами, тот смеялся над
самим автором, которнй видит в самобьiтном проявлении народности пустую
прихоть нескольких празд- ннх людей и воображает, что сострил очень
забавно, сказавши, что малороссиянин заплачет от всякой бессмьiс- лицьi
на родном язьiке. Между тем, Малороссия, вьiписьi- вающая во множестве
зкземпляров великоруеские книги и деятельно участвующая в наполнениивеликорусскихжурна-
лов беллетристическими и ученьïми статьями, отвечает не словами, а
самими фактами, что не все можно виразить по-~ великорусски. И
хохльï вовсе не плачут над всяким вздо- ром на родном язьiке;
напротив, они прочли и бросили на вечное забвение многие малороссийские
книги, а стихи своих истинньïх любимих позтов, еще не появившиеся в
печати, списивают друг у друга нарасхват и действительно над ними
плачут. А вьi смеетесь над зтими слезами, пи-сатель! …Слезьг вечно
бьiли Верительною грамотой людей, говорит Шиллер, и тот, кто исторгает
слезьi художествен- ньш созданием на каком би то ни било язьiке, говорит
не бессмнслицу. Попробуйте сделать зто ви своими повестя- ми и ви
увидите, как далеки вьi от того, чтоб написать бессмнслицу, трогающую до
слез! I Г. Тургенев, в повести Рудин. 294
Гоголь, не знавший демократической Малороссии и изо- бражавший ее как
барин, видящий одно смешное в мужи- ке, нарисовал каррикатуру
поселянина, плачуïдего от се- минарского псалма *, и угодил в
своє время многим; но сам Гоголь писал вещи, получше семинарских
псалмов, и один только раз удалось ему визвать слезьi на глаза читателя
в рассказе о старосветских помещиках. Все пате- тические места в Тарасе
Бульбе и в других повестях, в которьiх любая страница стоит вашего тома,
не тронули до слез читателей. Великий дар рассмешить читателя, еще
больший заставить его призадуматься над смешньïм, но самнй вьiсший
уменье овладеть сердцем ближнего н говорить прямо от сердца к сердцу,
как говорит любовь, великая двигательница рода человеческого. Если точно
мало- россияне плачут от всего, что написано на родном язьiке, то зто
значило би, что их словесность достигла внсочай- шего развития, что у
них явились великие вещатели истин, поражающих позтическим восторгом
соннме сердца. Но зтого нет, и малоросснйская словесность заключает в
себе сравнительно столько же мертвого, никому не нужного хла- му, как и
та, в которой вьi прославляєтесь. Впрочем, еще так ново
существование того, что, наконец, начали назьiвать малороссийской
словесностью! (До сих пор отказьiвали нашим родньïм
литературньïм пронз- ведениям даже в зтом названий). Зато для
критики мень- ше труда отделить от зерна мякину и внместь вон из
словесности сор, мешающий пользоваться тем, что произ- ведено на пользу.
Приступим же к зтой тягостной, но важ- ной обязанности. Я не буду
подвергать критическому разбору всякую че- пуху, написанную по-
малороссийски: зто значило бьi молотить солому, в которую заронилось
несколько зерен. Я заявлю только своє мнение, как человек,
преданньïй всею душой родной национальности i дорожащий более иного
критика каждьiм цветком, появляющимся на родном поле. Зто тем
необходимее, что в настоящее время произносятся людьми, недалекими в
познании малороссийского народа, совершенно произвольньïе суждения
о произведениях юж- норусской поззии. И грустно, и смешно видеть, как
иной резонер, забравшись в опустельïй отдел критики какого- нибудь
журнала, ораторствует оттуда о предмете, извест- ном ему едва по слухам.
Боясь обнаружить невежество во* В повести Вiй: Хозяин хатьi, какой-нибудь старий козак-по- селянин,
долго их слушал, подпершись обеими руками, потом ридал прегорько и
говорил, обращаясь к жене: Жинко! то, что поют школя- рьi, должно
бить очень разумное и проч. 295
всякой другой отрасли знання, в суждениях о Малоп сии он ничего не
боится. Зто iегга iпсо^пiiо, О КОТОЙ можно покаместь разглагольствовать
что угодно, не в буждая смеха в публике. Еще недавно, не далее как в д3
кабрьской книжке Библиотеки для чтения 1857 года, 1 кой-то господин, не
решившийся подписать своего имени * напечатал статью, в которой
упоминает о пошлейшей ма- лороссийской тарабарщине наряду с
произведениями писа^ телей талантливнх. Он сльïшал, что звонят, да
не знает в которой церкви, а надо же решать всякие вопросьi от имени
заказной критики! Зтот господин удостоил назвать меня знатоком
малороссийской национальности. Я, к сожа- лению, не могу платить ему тою
же монетой; но уж коли я, по его мнению, знаток, то приглашаю и его, как
не пони' мающего разницьi между хорошим и дурньïм, вьiслушать, что
я признаю в своей литературе зернами, а что мякиной. В зпилоге к Черной
раде, напечатанном в Русской беседе, я вьiсказал своє мнение о
лучших произведениях на малороссийском язьiке; повторять его здесь бьiло
бьi де- лом излишним. Имена Квитки (Основьяненка) и Т. Г. Шевченка
становлю я на первом плане и остаюсь при своем убеждении, что они
украсили бьi любую литературу, по вер- ности живописи с натури и глубине
сердечного чувства, недостаток которого особенно вьiсказался в
современной русской литературе. В ней все есть: и ум, и ученость, и
остроумие; не достает только той горячей, бьющей из серд-ца струи,
которая одна делает произведение словесности драгоценньïм
достоянием народа. Я говорю зто не обо всех, но о большинстве
прославленньïх журналами современньгх русских писателей. Старик
Аксаков, заговорив с публикой от сердца, заставил всю Россию броситься
на свои живо- творньïе речи как на источник, неожиданно явившийся в
сухой пустьiне. Печальний факт для молодого поколения писателей! Но
возвращаюсь к своєму предмету. На втором плане я ставлю имена
Котляревского, Гулака-Артемовско- го, Гребенку (в его Приказках). Что в
них достойного внимания, сказано в зпилоге к Черной раде, здесь я за-
мечу только, что, как начннатели новой литературьi, они далеко
художественне гремевших в своє время начина- телей других
литератур; а главное что они грелись у род- ного очага, вокруг которого
сидят чумаки и пахари, ведя свои прости, скажу по-малороссийски, щирьiе
беседьг, и как ни мало они написали, но все ими написанное говорит нам о
нас и говорит нашим, а не чужим складом речи…
* Статья подписана буквами Е. Ч. 296
После них вишел в свет довольно длинньïй ряд отдель* ньiх книг
‘и сборников на малороосийском язьiке, но все они, с немногими
исключениями, составляют больше предмет библиографии, нежели критики.
Пускай библиография, зта наука, любезная всякому из нас, как старая
няня, хра- нит предание о попьiтках людей произвесть нечто позтическое.
Когда ми впльïвем далее по реке времени, издали зти люди с их
книгами явятся нам в главних своих чертах, без скучних, не дающих
окинуть целою мелочей, и тогда историк словесности охарактеризует ими
какую-нибудь не- вьiразительную для нас сторону нашей современности.
Теперь же нам нечего делать с сочинениями Иська Материнки, Иеремии
Галки, Амвросия Могили (все зто псевдони- мьi), хотя в них и можно,
порившись, найти пять-шесть стихов, близких к поззии, а иногда верную
черту народних нравов ИЛИ предание отжившей старини. Еще менее займут
нас произведения Кирилла Тополи, которий в первой своей пиесе Чари
обещал что-то похожее на талант, но в сле- дующих за тем обнаружил
решительную бездарность, ту- пьiе басни Льва Боровиковского,
унизительньïе для Малороссии вирши г. Морачевского под заглавием До
чумака, стихи г. Забили, напоминающие язик, которим в Малороссии говорят
цигане, и сочинения г. Шишацкого-Иллича, из которих довольно привести
четире стиха: Чи є в свiтi такий край, Як наше Руське государство,
Щоб так вiн цвiв, неначе рай, Щоб на пiвсвiта мав вiн панство?
Собиратель песен и преданий г. Шишацкий-Иллич не удо- влетворился
скромной славой труженика на новом, не воз- деланном еще у нас поприще
зтнографии, он возжелал слави позта и вместо пегаса оседлал осла.
Пустнлся он вдогонку за Шевченком, подражая ему до нестерпимости* и
кончил тем, что передразнил его в своих позмах и лири- ческих
стихотворениях самим обидннм образом. Между тем нельзя сказать, чтоби у
г. Шишацкого-Иллича не било вовсе таланта. Он єсть у него, но
пробивается сквозь без- вкусие и необработанность мисли и ее вираження в
такой мере, в какой пробился би талант живописца у человека* которий всю
жизнь возится с метлой и лопатой. Остается упомянуть еще как о
замечательних по отсут- ствию какого-либо дарования сочинениях братьев
Карпен- ков, между которими трудно решить, кто кого превосходит
бездарностью и каким-то цинизмом пошлости. Више всех нечисленних мною
писателей, не говоря уже о гг. Шишацком-Илличе и братьях Карпенках,
стоит по 297
явившийся недавно автор басен на малороссийском я ‘>1 г.
Глебов. К сожалению, он мало трудился над изучен^6 язьïка и иногда
вьiражается натянуто, не по-народному^1 некоторие из его басен
обнаруживают талант неосп Но мий, которому не достает только обработки.
Р1- Но и г. Глебов должен отступить на задний план пепа одним
произведением, которое появилось в Южном русско сборнике г. Метлинского
и било замечено всеми ИЗВест ними мне знатокамй малороссийской
словесности. Зто поз ма покойного Макаровского Наталя. Автор написал |I
пьесу в глубокой старости, за два года до смерти. Другая позма его,
написанная еще позже, едва может бить признана сестрою первой, которая
по зпическому складу, По отделке стихов и красоте простонародних типов,
состав- ляет истинную драгоценность. После Квитки и Шевченка зто било
самое замечатель- ное произведение в южнорусской словесности, тем более,
что появилось в зпоху внезапного перернва деятельностн малочисленннх
южнорусских писателей. Вместе с Наталею, в том же Южном русском сборнике
напечатано много стихов гг. Петренка и Александрова, но зти стихи не
лучше тех, какими г. Максимович передразнил древнего певца Игорева.
Десятилетие от 1847 до 1857 года било самое бесплодное в малороссийской
словесности. Много било правдоподобного в словах недальнозорких людей,
которне утверждали, что она вспьiхнула и погасла с Шевченком. Но не
бьiло еще примеров в истории словесности вообще, чтобьi у какого-нибудь
народа явился пер- воклассний позт, каким надобно признать Шевченка, не
имев ни предшественников, ни преемников своего творчества. Как развитие,
так и упадок словесности не соверша- ются без постепенности. Что
малороссийская словесность развилась до общеевропейского значення, зтого
отвергнуть невозможно, признав в Шевченко первоклассного позта. А что
она еще не падает, зтому лучшим доказательством служит то, что условия,
под влиянием которнх развился Шевченко, остаются все те же. Яснее
сказать: ничто не благоприятствовало появленню Шевченка в том смисле,
как ми привикли разуметь благоприятствующие обстоя- тельства. Если же
таково свойство малороссийской словес-ности, что она развивается, как
реакция неблагоприятньïм условиям, то ее дальнейшее развитие еще
надолго обеспе- чено. В подтверждение зтого печального и вместе
отрадного внвода самим фактом укажу всем посвященньïм в тайньï
южнорусского слова (не столь маловажньïе, как кажется 298
с первого взгляда) на небольшую книжку рассказов из народного бьтта, под
заглавием Народнi оповiдання Марка Вовчка. Счастливьiй случай привел
меня бьiть нздате- лем зтих вполне самостоятельинх истинно
оригинальньïх рассказов, которим ничего подобного доселе не
являлось ни в малорусской, ни в великорусской литературе. Автор, взяв
какое-нибудь действительно случивiиееся собитие, рассказьiвает его не от
своего лица, а от лица действующих лиц или свидетелей происшествия и
рассказивает с таким совершенством, с такою естественностью, что многие
места я сам принял за стенографию со слов малороссийских поселян. Зти
рассказьi очень часто напоминают по своєму тону записанние мною и
напечатанньïе в Записках о Юж- ной Руси предания; но то, что
записано мною, составляет отрьiвки, иногда красноречивьiе, иногда
нескладние н ин- тересньïе только в документальном смисле. У г.
Марка Вовчка, напротив, каждий рассказ от начала до конца представляет
гармоническое во всех частях и в самих ме- лочах художественное
создание. Все у него живо, внрази- тельно, просто, как в
действительности, и все связано между собой общей идеей, которой автор
не висказивает, но которая сама собой виражаетея в каждом факте.
Прелесть язьïка в зтих рассказах дивная! Казалось после Шевченка
нечего бьiло требовать больше от малороссийского язика, но г. Марко
Вовчок рассьiпал в своих рассказах такие бо- гатства родного слова, что,
я уверен, сам Шевченко прндет в изумление. История появлення Марка
Вовчка в нашей словесности очень оригинальна. В числе матєриалов,
доставленних мне из разньïх концов Малороссии для дальнейших томов
Записок о Южной Руси, некто, назвавший себя Марком Вовчком, прислал одну
тетрадку. Взглянув на нее мель- ком, я принял написанное в ней за
стенографию с народних рассказов по моим образцам и отложил к месту до
другого времени. Тетрадка лежит у меня на столе неделю н другую. Наконец
я удосужился и принялея ее читать. Читаю н глазам своим не вєрю: у
меня в руках чистое, непорочное, полное свежести художественное
произведение! Бьiло прислано сперва только два небольших рассказа. Я
пишу к автору, я осведомляюсь, что за повести, как они написанн. Мне
отвечают, что, живя долго с народом и любя народ больше всякого другого
общества, автор насмотрелся на все, что бьiвает в наших селах,
наслушался народних рассказов, и плодом его воспоминаний явились зти
небольшие повести. Автор трудилея как зтнограф, но в зтнографии оказалея
позтом. Его глубокий человечннй взгляд в самую 299
душу нзображаемих лид, чувство красотьi во всем божь твореним н гармонии
в слове, которьiм вьiражается внутрем!* няя жизнь человека, ставят его
далеко вьiше списьiвателе с натури, сльтвущих нередко в журналах
позтами. В наш* время их появилось множество, и каждьiй из них мог би
подписать своє имя под повестью другого потому, что все смотрят на
божий мир сквозь одни и те же ОЧКИ. Для НИХ неосуществим совет великого
польского позта: Магiуе гпазг рга^сiу; пiегпапе сiiа IМи, Шiсiгiзг щж
ргозгки, р ка.гйе] iзкiегсе; гпазг ргаУ(1 гудуусЬ, пiе оЬасгузг сисiи:
Мiе] зегсе i ра{гга] Ц зегсе! * Последний стих вьiражает вполне характер
творчества г. Марка Вовчка. Он рассказьiвает вещи обьïкновеннне:
том, как сестра оставила семейство родного брата и слу-жила в наймах; о
том, как казачка вьiшла замуж за гос- подского человека; о том, как
чумак пр'иволокнулся за поселянкою; о том, как крестьянская девочка
взята бьiла 1 число дворовой прислуги; о том, как откупился на волю
крепостной паробок и т. п. Откуда же происходит глубокий интерес его
рассказов? Отчего зтих рассказов нельзя читать без слез? Тут нет ни
страшних бедствий, ни великих не- счастий, ни трагических катастроф.
Люди живут, стареют- ся i умирают так просто, как обнкновенно бьiвает в
селах, и однако ж у читателя сжимается сердце и внступают сле- зн при
многих, самих обнкновенних повседневно видимих сценах. Зто не от чего
другого, как от того, что зти рас- сказн прошли сквозь сердце автора и
диктованьï ему серд- цем. Такою живою, не отвлеченною, не
мечтательною лю- бовью к народу не загорался у нас еще ни один писатель.
Личность автора совершенио исчезает в рассказах: ви ви- дите перед собой
народ, слишите народ, знаете, как он жи- вет, понимаете, как он
чувствует. Расскази г. Марка Вовчка по размерам невелики, но открьiвают
перед читателем какое-то необьятное пространство; какой-то мир, которий
отчасти ему уже знаком, но в которий еще никогда не вводили его так
запросто. Многие бьiвали проводниками для читателя, желавшего проникнуть
в хату поселянина, многие показнвали нам его ясно, как в
действительности, но всегда ми чувствовали себя об руку с проводником и
смот- рели на народ более или менее его глазами. Здесь внходит I Тьi
знаешь мертвьiе истиньï, неизвестцьiе народу, ти ВИДИШЬ мир в
пмлинке, в каждой искре звезд; но когда не знаешь истин живих не увидншь
чуда. Имей сердце и смотри в сердце! 300
иначе: перед вами открьiвают своеобразную жизнь со всеми ее тайнами, и
едва вьi переступили через порог малороссийской хатьi, проводиика нет,
вьi окруженьï народом, вьi имеете с ним дело непосредственно, и вам
так хорошо среди народа, так дружески поворачивается он к вам ли- цом,
что вьi невольно заражаєтесь к нему глубокою симпа- тиею. В зтом
отношении повести г. Марка Вовчка явление столь же важное, как и в
художественном. Зто самая со- временная, самая нужная теперь книга. Мьi
народа не знаєм, ми, не зная народа, не любим его, ибо любить
можно только того, кого знаешь. Г. Марко Вовчок вводит нас в познание
характера и жизни народа, и в то же время он наполняет нашу душу
теплотой чувства, дьiшащей в каждом его iслове. Приветствуем его с
восторгом на нашем слишком мало еще возделанном литературном поле, и
много, много возлагаем на него надежд.
